Время ходить - Время ходить с Энтони Рамосом

🎁Amazon Prime 📖Kindle Unlimited 🎧Audible Plus 🎵Amazon Music Unlimited 🌿iHerb 💰Binance

Энтони Рамос: «Знаешь, я люблю ходить, потому что в этом свобода… Тело движется, твой мозг в движении, и ты просто позволяешь себе следовать за мозгом и за телом, без условий или ограничений.

В движении твоего тела есть что-то захватывающее».

[МУЗЫКАЛЬНОЕ ВСТУПЛЕНИЕ]

Сэм Санчес: «Это “Time To Walk”, в котором некоторые из наиболее интересных и известных в мире людей делятся историями, фотографиями и песнями, которые оказали влияние на их жизнь. Энтони Рамос выиграл премию «Грэмми» за свое выступление в мюзикле «Гамильтон». В этой прогулке актер и певец размышляет о важности того, чтобы оставаться самим собой, и о том, как он добился того, чтобы стать исполнителем».

[ЗВУКИ ШАГОВ]

Энтони Рамос: «Сейчас я гуляю по Элижан парку в Лос-Анжелесе, Калифорния. Он потрясающий, правда. Птицы, деревья, легкий приятный ветерок. Солнце просто хлещет меня сейчас, и это очень приятно. Я выходец из Карибов. Я люблю те места, где жарко. Здесь просто прекрасно, парень. Это просто… здесь никого нет. Здесь очень спокойно. Чем дальше мы углубляемся, тем спокойнее становится. Это просто особенное место.

Атмосфера здесь очень сильно отличается от той, что дома, от атмосферы в Бруклине. В Нью-Йорке не так много мест для ходьбы. Мне сказали, что в конце этой тропы потрясный вид. Не терпится его увидеть.

Надеюсь, что мы не встретимся здесь с дикими животными. Это было бы малоприятным событием в гетто.

Всю жизнь мы жили в бедности. Нас было трое детей. Отца не было рядом, и отношения у нас с ним были напряженные. Бесплатный ланч в школе был очень важен для меня, так как иногда это было моей единственной едой за целый день, и я это знал.

Но затем правила как-то изменились. Ланч стал стоить четвертак, а их у меня иногда не было.

И я стал, в общем, хитростью выманивать их у друзей. Типа: “Эй, дай подержать твой четвертак! Я тебе верну его через неделю”, или что-то подобное.

Было трудно. Когда мне было всего шесть, я говорил маме, типа: “Я не хочу здесь больше находиться”.

Не то чтобы я… не гордился тем, откуда я, так как я очень горжусь этим. Это из-за того, как мы жили, понимаете, жили в бедности, жили в гетто. Это было, типа: “Эй, ма, я знаю, где-то есть лучшая жизнь. Лучше той, которой мы живем”.

Было тяжко жить с большими мечтами ребенка и знать, что шансов было мало: деньги, окружение, быть испаноязычным в Бруклине.

Ты либо играл в бейсбол… либо тебя… кто-то из друзей пристраивал на работу. И заниматься искусством было чем-то совершенно уму непостижимым.

Я попал на сцену довольно интересно. Я был в предпоследнем классе старшей школы. Я играл в бейсбол в том время и был довольно спортивным. Это было моим. Я хотел заниматься этим. И как-то я услышал… объявление по громкой связи в школе: “Эй, приходите прослушаться на пение”. Я понятия не имел, что это такое, думал, типа, конкурс талантов, или что-то подобное.

У меня всегда была, типа, способность к пению, хотя я никогда не брал уроки пения, или что-то подобное. Но мне всегда нравилось петь.

Я иду на это прослушивание. Пою “Ordinary People” Джона Ледженда. Я собираюсь уходить, когда учитель, Сара Стайнвейсс говорит: “Эй, ты можешь прочитать эти строки?” Я ей, типа: “Прочесть эти строки?”, типа: “Не-а, что вы имеете в виду? Это что еще такое?” Я, типа: “Это не шоу талантов?”

Она, типа: “Нет. Это мюзикл”. Я, типа: “Не-а, мисс, я таким не занимаюсь”.

Затем она: “Ну, это вот что такое. Ты должен, типа, петь и танцевать и играть”. Тогда я, типа: “Хорошо”. В общем, я читаю эти строки, и пару дней спустя публикуют список.

Я, короче, подождал пока все ученики разошлись, и затем я, типа, пробрался к списку. Я увидел свое имя в списке. Мне дали ведущую роль. Я и так: “Чувак, это отпад”.

Сначала я не хотел этого делать, так как там было очень много строк. И я, типа: “Эй, я даже домашку не делаю. Не буду я делать этого… запоминать всё это”. Сара Стайнвейсс тогда, типа: “Нет, тебе, правда, надо сделать это”. Мои друзья подбадривали меня. И тогда я, типа: “А знаете что? Я просто сделаю это”.

Это шоу называлось “Любовь побеждает всё”, и написали его школьники. Я его никогда не забуду. Я поднялся на сцену, и на мне эта, типа, ткань. Могли бы просто покрывало использовать, чтобы изобразить мантию, или плащ, или еще что-то там королевское. На мне картонная корона и слишком много грима. Я пою эту песню, и мне одолевает такое всепоглощающее чувство востребованности.

Я уже ощущал подобное, но только, когда играл в бейсбол. И меня охватило очень похожее чувство, если не нечто большее. Мне было как-то не по себе. Мне было не по себе от того, как комфортно я ощущал себя на сцене. С того момента я продолжал и продолжал участвовать в шоу.

Я перешел в последний класс и подал заявления в целую кучу школ по бейсболу. К сожалению, меня не приняли ни в одну из этих школ, потому что… потому что я не заполнил формы на финансовую помощь вовремя. У нас было много всего на уме, и этого мы просто не могли сделать.

Мне было некуда пойти, у меня не было школы.

Сара Стайнвейсс, ну, моя учительница, не сдавалась, однако. Она, типа: “Эй, смотри, у меня есть брошюрка из одной школы в Нью-Йорке, под названием AMDA, Американская музыкально-драматическая академия”.

Я ей, типа: “А, ладно. Да, известие, круто”. Она дает мне эту брошюрку. На ней какая-то девочка. Она держит микрофон и поет от всей души, это сразу видно. И она прекрасная. Освещение подобрано очень выгодно. И я так: “Угу, мне никогда не попасть в эту школу”.

Сара, типа: “Эй, смотри. Нам надо поработать над материалом для твоего прослушивания. И тебе надо заполнить заявление. Надо написать два эссе, и так далее. И всё это надо отправить довольно скоро”.

Я сразу почувствовал себя ошеломленным.

Я, на самом деле, не хотел заполнять заявление. Я не хотел туда. Я плакал в доме у своего лучшего друга. Он позвонил ей и сказал: “Эй, а знаете, Энтони не хочет туда. Он, типа, говорит о том, чтобы записаться в военные моряки. Не могли бы вы с ним поговорить?”

Она ему: “Дай-ка ему трубку”. А затем: “Эй, приди ко мне домой сейчас”. Я, типа: “Прийти к вам домой прямо сейчас? Это же безумно далеко”. Она… она, типа: “Плевать, тащи-ка свою задницу сюда”.

Я сел за ее кухонный стол и закончил эссе. А затем она сказала: “У тебя, случайно, есть деньги, чтобы заплатить за заявление? Ты можешь послать их?” Я просто посмотрел на нее, и она, типа: “Знаешь что? Дай это мне”. Она знала, что у меня нет денег. У меня не хватало смелости признаться ей в этом, но она внесла свои 50 долларов, чтобы заявление приняли, и это было началом моих гонок.

Я приготовил монолог, приготовил песню. Я поехал в школу и прошел прослушивание. Я читаю свой монолог. Никогда этого не забуду. Я принес реквизиты с собой. Это было, типа… Я ползаю по полу. Вхожу в образ как следует. А затем я исполняю свою песню “This Is the Moment”, и во время исполнения, я, типа, снимаю рубашку и бросаю ее. Как бы всё было таким драматичным, в общем. Мне понравилось, как я выступил на прослушивании, но от них ничего не было примерно пару дней. Наконец, раздался звонок, а я был в душе в тот момент. Я беру трубку, стоя в душе. “Эй, парень, просто хочу тебе сказать, что ты прошел”. Я поверить не мог. Я был так… Я плакал в душе, типа: “Ничё себе”.

Перематывая вперед – я получаю приветственный пакет. “Ну, ты знаешь, так здорово, что ты поступил”. О здании, о жизни студентов, читаешь всё это о школе, типа, как всё будет обстоять там. А затем неожиданно доходишь до 33-й страницы. Верно? Они всегда помещают это в конце: “Это будет стоить столько-то”. И сразу же тебя охватывает волна грусти и беспомощности, так как, взглянув на цифры, я понял, что никоим образом нам не потянуть этого.

Никогда не забуду взгляд мамы. Она сказала: “Не волнуйся, папа. Бог направит нас. Бог направит нас”. А я ей, типа: “Знаешь, семестр уже почти начался. Богу надо бы быстрее направить нас, так что, знаешь… Нам придется теперь молиться дважды в день вместо одного раза”.

Затем школа позвонила мне насчет кредита. И мы думали о том, чтобы взять этот безумный кредит, который нам явно был не по силам.

Но тут снова появляется Сара Стайнвейсс. Она снова приходит на помощь. Она говорит: “Эй, парень, я послала твое имя в стипендиальный фонд. Тебе надо будет встретиться с ними”.

Я сижу за столом напротив этой женщины и я начинаю рассказывать ей свою историю. Я делюсь с ней. И я, типа: “В общем, у моей семьи то-то, и это, и еще вот это. Я знаю, что у меня не лучшие оценки, но они не отражают моей сути. Просто кто-то должен дать мне шанс. Мне нужен кто-то, кто даст мне шанс. Если кто-то сделает это, я не подведу их”. Короче, она плачет, я плачу.

Позже мне позвонили. “Эй, короче, обычно людям с такими оценками мы стипендию не даем. Но знаешь, Энтони, мы хотим заплатить за твою школу, за все четыре года”.

Моя жизнь изменилась в то мгновение. Именно тогда, если бы я не знал, как жить дальше, жизнь дала бы мне пощечину.

Я был просто переполнен этим чувством надежды, типа: “Ого, есть надежда на будущее”. После стольких лет с ощущением потерянности, и, наконец, дверь приоткрылась, но не просто приоткрылась, а распахнулась. Бог направил. Тот момент был началом всего.

Это удивительно, типа, когда мы просто говорим да таким вещам, которых по-настоящему не понимаем, типа “Я не понимаю, почему я говорю да прямо сейчас. Я совсем не знаю, как я буду это делать”. Но мы просто говорим да. “Да, я сделаю это, хотя это для меня совершенно некомфортно и чуждо. Да, я полностью выложусь и буду работать над этим как никогда в жизни, потому что мне предоставили такую возможность”.

Думаю, что именно эта готовность просто говорить да тому, чего я не понимал до конца, и тому, чего боялся больше всего, обернулась наиболее прекрасным благословением, которое я когда-либо получал.

Слово “да” может быть таким всемогущим.

[ЗВУКИ ШАГОВ]

В детстве мама всегда заставляла меня петь на семейных встречах. Типа, мне всегда приходилось петь на День благодарения или на Рождество. Она, типа: “Энтони, спой песню. Спой «Aguanile»”, ну, ту, Эктора Лаво, но в исполнении Марка Энтони. “Просто спой песню. Спой «Aguanile» или спой «El Cantante»”. Спеть… понимаете, она всегда любила, когда я пел на испанском.

Марк Энтони был одним из тех, кого я любил в детстве. Всех этих певцов, типа Wisin y Yandel, Дэдди Янки… Но знаете, я вырос в Бруклине, в Бушуике. Я пел не на испанском. Я пел… В общем, я слушал хип-хоп. Я слушал 50 Cent. Я слушал Mobb Deep. Я слушал Biggie Smalls и Jay-Z. Моими любимыми певцами были белые, были и черные, но не потому, что я не слушал латиноамериканцев.

Актеров или певцов, которые были, на мой взгляд, выдающимися, было немного. Возможно, певцов было больше, чем актеров, о которых я мог бы сказать: “Ого, вот это да”, типа, “Я бы хотел заниматься тем же самым. Я бы хотел повторить карьеру этого человека”, ну, или что-то в этом роде…

Я, типа: “Я латиноамериканец, но, типа, как мне перенести свое латиноамериканство, этот свой дух, как привнести его в другие жанры музыки или представлений, которые пока еще не приняли нас в свои ряды?”

Затем уже, после окончания колледжа, я присоединился ко всем остальным, ходящим на доступные прослушивания, когда 500 человек с пяти утра ожидали в очереди снаружи студии, в зимней стуже, просто чтобы на них взглянули для какого-нибудь шоу. А потом было, типа: “Ты слишком легкий, ты слишком темный, ты слишком высокий, ты слишком короткий. Нам нужен классический певец, кто-нибудь посовременнее”. И я так: “Эй, что требуется-то? Что мне сделать для этого?”

Я определенно чувствовал разочарование и я хотел бросить это занятие. А затем случился Лин-Мануэль Миранда.

Я был зрителем на его первом мюзикле “На высотах”, и на сцене я увидел героев, которые не просто выглядят как я, но они и разговаривают как я. Они поют вещи, похожие на те, которые я слышу каждый день. У них такой же диалект как у меня, такие же шмотки, та же походка. Они поют о том, что я знаю, типа, о пирогах, о ледяной стружке, о том, что я ем. В их сальсе я слышу конгу. Это всё напоминает мне о доме, о моём детстве.

Я сидел в зале, и я так: “Ага, может, и для меня есть место в этом мире, мире театра и развлечений”.

Получилось так, что слова Лин на сцене дали мне надежду.

Еще одна прокрутка вперед: я был в бродвейском шоу. Я играл в мюзикле “Гамильтон”.

Это был устрашающий опыт, так как в этом шоу все были высшего класса, лучшие из лучших в этой области. И я только поражался и восхищался всеми в актерском составе. Я просто не мог поверить, что я делю сцену с ними. Это было безумием.

Я помню, как однажды у нас в театре было собрание труппы на какую-то тему, и я разговаривал с Лин, который написал шоу и исполнял в нём главную роль, и с некоторыми другими. И я отпустил шутку.

Я не помню, о чём была шутка, но я смутился от того, как я ее рассказал. Я осудил себя еще до того, как дал шанс другим понять, о чём речь, или осудить меня, или что-то тому подобное. Верно? Я просто, типа, сразу же сам себя осудил. Я громко сказал что-то типа: “Ха-ха-ха, чувак, по-моему, я говорю слишком уж по-уличному, как говорят в гетто. Типа, мне надо измениться в том, как я говорю”.

Лин повернулся ко мне. Я никогда не забуду. Он посмотрел прямо мне в глаза и сказал: “Никогда не изменяй то, как ты говоришь, папа. Просто убедись, что тебя понимают”.

Та его фраза навсегда останется в моём сердце. Она помогла мне позже принимать решения в отношении работы, того, чем я буду затем заниматься. Просто в тот момент, когда он сказал это, это прозвучало как откровение для меня, напоминание о том, что мне не надо менять то, кем я являюсь.

Его слова во время наших разговоров в перерывах дали мне надежду. Они для меня очень многое значили. Я обожаю его и я очень благодарен ему за его поддержку.

[ЗВУКИ ШАГОВ]

В начале пандемии, того самого локдауна, в марте, я был дома в Нью-Йорке. Я был типа… Я просто сидел, ничего не делая. Несколько лет у меня не было работы. Все эти годы я говорил себе: “Чувак, тебе пора вернуться в форму. Пора вернуться в форму”.

Моя невеста работала с тренером, этим джентльменом по имени Кори Харбисон. И у нее было просто потрясный прогресс. Она всё повторяла мне: “Энт, ты полюбишь Кори. Вам всем надо подкачаться”.

И я так: “Ага, да-да. Не могу дождаться. Это будет великолепно”. Но я всё время отбояривался от них, типа: “Не-а. Короче, в следующий раз, потом”.

Наконец, я решился. Я сказал: “Если когда и будет время вернуться в форму, то это сейчас. Прямо сейчас. Я всё время дома. У меня нет причин не заняться упражнениями”.

Однажды мы позвонили Кори, поставив телефон на пол, чтобы он мог видеть нас обоих. Это был первый раз за безумно долгое время, когда я делал упражнения, и я занимался со своей девушкой. Не прошло и получаса, как я оказался в ванной, ругая всех за несправедливость. Я так: “Это безумие”. Такой позор.

Не буду врать, пылу у меня поубавилось. Но на следующее утро я проснулся и, типа: “Бум, давай. Сделаем это”. Я продолжил. Сначала мы занимались три дня в неделю. Затем перешли на четыре.

Это было начало пандемии. По непонятной причине исчезли все гантели и туалетная бумага. Найти их было невозможно.

Мы стали использовать четырех-литровые бутылки с водой. У нас был коврик для йоги, мы заказали гимнастический ролик. Нам удалось достать это, но это и всё. Картина была очень минималистичная. У нас было мало вещей, но нам удалось их использовать.

Сейчас я в самой наилучшей форме за многие годы. Последний раз я так упражнялся, когда мне было примерно 20-22. Сейчас мне 29, и я снова ощущаю себя сильным.

Это было похоже на то, что я посмотрел наверх, и типа: “Эй, бог, ты присмотрел за своим парнем, и хочу сказать тебе: твой парень был хлипким”.

Я бы покривил душой, сказав, что я хотел заниматься каждый день, или что я занимаюсь. Бывают дни, когда я, типа, просыпаюсь, и, типа: “Эй, я правда не хочу поднимать гири сейчас. Я не хочу делать приседания, не хочу ничего делать прямо сейчас. Я просто хочу… Хочу оставаться в постели, понятно? Хочу расслабиться”.

Я был очень строгим к себе. Короче, я… типа, если я не занимался полтора часа, то этого было недостаточно. Я, типа: “Короче, если я не занимаюсь полтора часа, то я совсем не буду это делать”. А потом – нет, это не… В общем, елси даже у тебя есть 25 минут, поднимайся и сделай что-нибудь.

Когда мы перестаем быть строгими к себе и просто делаем что-то, то оказывается, мало помалу, мы приближаемся к нашей цели».

Ого. Я только что поднялся на этот холм. Вид прекрасный.

Ого, посмотри на стадион вон там. Потрясно. Пошли. Это удивительно, что я смотрю прямо на «Доджер-стэдиум», чемпион мира «Доджер-стэдиум».

Это прекрасно, чувак. Это потрясно. Как будто мои миры столкнулись только что. Я говорю обо всех событиях моей жизни: о том, как я попал в искусство, а сейчас я смотрю на стадион, и это бейсбольное поле, которое для меня является символом того, что больше всего значило для меня с самого начала, а именно - игру в мяч. Я всё еще сильно люблю ее.

Это просто прекрасно, когда миры сталкиваются вот так. Да, чувак. Круто. Это нечто особенное для меня.

Музыка в моей жизни занимает большую часть. Поэтому я хотел бы поделиться песнями, которые для меня многое значат.

Мы много слышим песен о том, как у людей происходит секс на одну ночь, или: «Я встретил ее в клубе, и отнес ее в колыбельку и ба-да-да», и я тогда: «Чувак, это не моя жизнь».

Мы живем с моей невестой уже шесть лет. И я подумал: «Где та песня о людях, которые уже давно вместе, которые, типа, любят друг друга?» Каждый день тебе приходится работать над отношениями, и, в общем, они становятся менее телесными и более душевными. Поэтому я написал песню о занятиях любовью, но, типа, настоящей любовью.

Эта песня называется «Mind Over Matter».

[МУЗЫКА - «MIND OVER MATTER» ЭНТОНИ РАМОСА]

Есть группа, которую я люблю, под названием Johnnyswim, состоящая из Абнера и Аманды Рамирес. Я обожаю их музыку. Как-то на одном шоу я спел их песню, а затем фанат соединил нас на Twitter. Теперь они мои хорошие друзья. Нам с невестой очень нравится эта песня, и мы поем ее вместе. Эта песня многое значит для меня, для нас, и я просто хотел поделиться ею.

Эта песня называется «Take the World».

[МУЗЫКА - «TAKE THE WORLD», JOHNNYSWIM]

Я задумался как-то: «Чувак, разве не интересно, как мы всё время немного лжем, чтобы избегать чего-то, или чтобы не сталкиваться с чем-то?» Я просто хотел написать об этом песню. Я просто, типа: «Так интересно, как мы делаем это». Это просто признание в том, что я делаю это.

Эта песня называется «Little Lies».

[МУЗЫКА - «LITTLE LIES» ЭНТОНИ РАМОСА]

Я никогда не устаю от этих историй. Это здорово – так беседовать и гулять в то же самое время, в такой прекрасный день. Это просто идеально.

Спасибо за то, что нашел время пройтись со мной сегодня.