Джон М. Чу: Ходьба всегда успокаивает меня. Есть определенный звук гравия, травы, шелест листьев и деревьев, и вы можете услышать, как птицы разбегаются в кустах или пробегают ящерицы. И для меня это напоминание о том, что ты не один, что есть планета и жизнь вокруг тебя, и что ты - частичка этого мира.
Ходьба как бы восстанавливает связь с реальностью, с планетой Земля.
[ВСТУПИТЕЛЬНАЯ МУЗЫКА]
Сэм Санчес: Это “Время прогуляться”, где самые интересные и вдохновляющие люди в мире делятся историями, фотографиями и песнями, которые повлияли на их жизнь. Джон М. Чу - режиссер фильма “Безумно богатые азиаты”, первого крупного голливудского фильма с 90-х годов, в котором в современной истории снимаются по большей части азиаты. На этой прогулке Джон рассказывает о неожиданном признании, которое он получил от двух визионеров, и о том, как обращение к собственной культурной идентичности привело к творческому прорыву.
[ЗВУКИ ХОДЬБЫ]
Джон М. Чу: Итак, мы прогуливаемся по склону горы у океана, где холмы Лос-Анджелеса встречаются с Тихим океаном. Солнце еще не совсем село, но становится немного ближе. Дует легкий ветерок. Вы можете увидеть ястребов, которые летают вокруг в поисках пищи. Мы поднимаемся к точке, откуда, надеюсь, увидим весь Лос-Анджелес.
[ЗВУКИ ХОДЬБЫ]
Я вырос на холмах Лос-Альтоса, Калифорния, в районе залива, и был самым младшим из пяти детей, и телевизор всегда был включен. И мы всегда ходили в кино или на шоу в городе. Это был либо сезон мюзиклов, либо сезон оперы, либо сезон балета. Так что развлечения всегда были рядом с нами. И человеком, на которого мы равнялись во всём этом окружающем нас искусстве, человеком, который, вероятно, оказал на нас самое большое влияние, был Стивен Спилберг.
В “Инопланетянине”, “Близких встречах” и даже в “Балбесах” было свое видение Америки, под которым мы готовы были подписаться. Это было великое приключение, и Америка была величайшим местом, и каждый мог иметь семью, усердно работать и встретить немного волшебства в своей жизни.
Так что это сыграло очень большую роль в моей… в моей жизни, и когда я научился брать в руки камеру и понял, что я могу говорить с помощью этой камеры, что я могу редактировать с ее помощью, я сразу же… Знаете, Спилберг был тем самым. Где он учился? Как стать Стивеном Спилбергом? Как стать Гансом Христианом Андерсеном нашего времени? А потом я увидел, что он был большим сторонником киношколы “USC”. И поэтому я хотел поступить именно туда. Я записался и поехал туда.
И пока я был там, я снял несколько короткометражных фильмов, и мой последний короткометражный фильм был… был мюзикл, о тайной жизни матерей, что-то вроде случайной вещи. Я любил мюзиклы. И я заканчивал университет. И тут мне позвонили и сказали: “Эй, Стивен Спилберг видел твою короткометражку и хотел бы с тобой встретиться”. Мне тогда был 21 год, может быть, 22, и это был вечер пятницы, 6 часов вечера. Я был дома у своего друга, который коллекционирует игрушки. Мы рассматривали игрушки из “Звездных войн” в его гостиной, и тут мне звонит мой агент и говорит: “Да. Ему звонили из офиса. Они утверждают, что он это видел, но мы не знаем, правда это или нет. Так что не думай об этом все выходные”.
Ты говоришь это мне? Я думаю об этом все чертовы выходные. И я не мог заснуть той ночью, а на следующий день мне снова позвонил мой агент. Он такой: “Джон, я знаю, что сказал тебе не думать об этом все выходные, но они продолжают звонить, и он очень хочет встретиться. Так ты сможешь с ним встретиться?”. Я такой: “Где угодно. Ты скажи мне, где. Я приеду”. В то время я ездил на старой Previa, Toyota Previa, моем семейном минивэне, у которого все задние сиденья были выдраны, и он был весь в пятнах. Я такой: “Я еду. Просто скажи адрес”.
И вот накануне, в воскресенье вечером, я звоню своему лучшему другу Джейсону Расселу. Он тоже учился в киношколе и, возможно, любит Спилберга больше, чем я. И я ввожу его в курс дела. Он так рад за меня. И вот я приехал в “Dreamworks”, который находится на территории “Universal”, и сказал: “Всё, я здесь”.
Я захожу, записываюсь в журнале посещений и говорю: “Я здесь, чтобы увидеть Стивена”, что довольно безумно. Я имею в виду, буквально, мне всего 21 год. Я схожу с ума. Потом я ждал, а потом меня привели в эту маленькую комнату. И вот я сижу там один, может быть, несколько минут, и тут входит Стивен Спилберг, садится и разговаривает со мной. И мы говорим о мюзиклах. Мы говорим о фильмах. Он сказал мне, что его любимый мюзикл - “Оливер Твист”, и начал петь одну из песен из него. А я играл в “Оливере Твисте”. Я играл азиата Оливера в “Оливере Твисте”, когда учился в школе. Поэтому я знал слова песни, и мы спели ее вместе, если… если вы можете себе это представить. Это было немного неловко, но так здорово.
После этого я сказал: “У меня есть идея для мюзикла, о которой я хотел бы с вами поговорить”. А он такой: “Отлично. Как насчет этой пятницы?” Я такой: “Отлично”. И вот я вернулся в квартиру, мой друг всё еще был там, и я сказал: “Джейсон, мы с тобой возвращаемся, чтобы представить наш мюзикл”.
Я никогда раньше не продавал никаких идей в Голливуде. И вот мы вошли. Мы принесли сундук с костюмами, который мы открыли, и по мере того, как мы продвигали идею, мы доставали фотографии и клали их на стол. У нас также были костюмы, шляпы и парики, и мы почти разыграли всё это, как в “Мулен Руж”, где они бегают вокруг, устраивая представление. Это было безумие.
В конце концов, везде были костюмы, везде фотографии, и мы сказали: “Та-да, купите эту идею”. И он не мог быть более милым. Он сказал: “Это было потрясающе”. А мы не знали, купит ли он его вообще. Они вышли из комнаты.
Мы были так счастливы в этой комнате. Мы сделали фотографии по всему конференц-залу. Мы позировали, например, на столе.
А через несколько дней я получил приглашение навестить Стивена на съемочной площадке в процессе съемок фильма “Терминал”.
И вот я еду в… Они снимают этот фильм в огромном ангаре, и я захожу внутрь. Двери ангара открываются, огромные двери, и вы входите внутрь. И я хочу сказать, что декорации Стивена Спилберга - невероятны. Это не фасады. Чувство, будто ты буквально находишься в аэропорту. Так что одни только детали меня поразили.
И вот я подхожу, а они говорят: “Сюда”, и Стивен ставит для меня стул рядом с собой, рядом с монитором. И он такой: “Привет, Джон, добро пожаловать. Присаживайся”. Опять же, я - никто. Но я задавал ему вопросы типа: “Почему ты снимаешь этот кадр?”. А он отвечал: “Ну, у меня уже есть другой, поэтому я просто снимаю этот ракурс”. Кстати, никаких колебаний с его стороны. А самое интересное, что я видел, когда случаются неприятности. Так вот, я сижу там, а кадр… Они спускаются по эскалатору и не могут сделать правильный кадр.
И вот я увидел, как они немного запутались в том, как должна работать камера или как… И вместо того, чтобы хмуро обсуждать, что делать, и пробовать снимать снова и снова, Стивен просто остановил всё, перезагрузил, разбил кадр на две части, и они сразу же вернулись к работе. И я увидел, как лидер может общаться в период неопределенности при помощи простых незначительных действий. И к концу дня он сказал: “Джон, это было здорово. Приходи в любое время. Хорошего дня”.
И я никогда не забуду его отношения ко мне, потому что, когда я встречаюсь с молодыми режиссерами, я всегда это вспоминаю. Это такая сила… мистера Спилберга.
И все идеи о том, что такое Америка, сила творчества, самовыражения, сила повествования, на которых я был воспитан, вдруг собрались вместе в этом человеке, который был передо мной и, в некотором смысле, сделал это больше не сказкой. Он сделал это реальностью. И тот факт, что я знал или у что у меня был пример в голове на заре моей карьеры, что вы можете быть таким человеком, что вам не нужно быть циничным, и вам не нужно сильно наезжать на людей, чтобы получить то, что вам нужно или то, что вы хотите, что вы можете сделать это по доброму, вы можете сделать это в творчестве, и вы всё еще можете достичь такого уровня волшебства, это дало мне весь запал на всю мою жизнь - знание, что есть кто-то, кто живет таким образом.
Его доброта ко мне была настоящей, и эта ответственность передать это другим всегда останется со мной.
[ЗВУКИ ХОДЬБЫ]
Знаете, я вырос в 80-х и 90-х годах в Кремниевой долине, еще до того, как она стала так называться и была связана с инженерами и построением лучшего будущего.
А мои родители - иммигранты. Они приехали из Китая и Тайваня и открыли ресторан в 1969-м году. Ресторан существует до сих пор, уже 50 лет, там работает шеф-повар Чу. И я практически вырос в этом ресторане. Я приходил из школы, меня подвозили к ресторану, я складывал салфетки, делал уроки. И люди приходили, и они знали: “О, сын шеф-повара Чу любит снимать кино”.
И они приходили и говорили моему отцу: “Эй, у нас есть бета-версия программного обеспечения и бета-версия оборудования. Когда мы закончим, мы можем отдать их вам, чтобы вы передали их вашему сыну, и он сможет снимать фильмы этим новым цифровым способом”. И вот я стал счастливым обладателем этих удивительных инструментов в очень юном возрасте и получил возможность кадрировать, делать наложение и спецэффекты раньше, чем кто-либо в моем возрасте.
И я действительно думаю, что именно это позволило мне продвинуться вперед и очень быстро научиться пользоваться языком кино. Меня воспитали в Кремниевой долине, чтобы я поехал в Голливуд, в некотором смысле, до того, как Кремниевая долина заинтересовалась Голливудом.
И то, что мы делали всей семьей каждый год, - вместе смотрели “Оскар”. Это была мечта - попасть на “Оскар”.
И вот, спустя годы, я получил приглашение на церемонию вручения “Оскара” и получил VIP-доступ. Мои места были ужасными. Но я пошел. И я никогда не забуду, как краем глаза я увидел, что Стив Джобс проходит мимо меня. Я не просто люблю Стива Джобса. Я смотрел все его выступления. Я прогуливал школу, чтобы ходить на “Macworld” год за годом в старших классах. И вот, я не смог удержаться и последовал за Стивом Джобсом, когда он вошел в бар для VIP-персон. Мне так страшно. Я боялся с ним заговорить. Я даже не думал, что ему нравится разговаривать с незнакомцами.
А мой друг, Гарри Шум-младший, сказал: “Поверь мне. Я работал над 20 рекламными роликами iPod. Я просто пойду и поговорю с ним”. И вот он подходит, берет меня за руку и говорит: “Эй, Стив, это мой друг Джон. Он очень хочет с тобой познакомиться”, что было хуже всего. Я не знал, с чего начать, и просто начал: “Знаете, я… Я вырос в Лос-Альтосе, и у моей семьи есть ресторан под названием “У шеф-повара Чу”.
А он такой: “О, вы мой сосед, я люблю это место. Я знаю это место”. И я такой: “О, Боже. Слава Богу.” И он был так добр, и он… Я сказал: “Знаете, то, что вы делаете, очень помогло мне стать режиссером. И знаете, ваши устройства буквально дали мне голос”. Я сказал: “Я даже запомнил вашу рекламу, рекламу “Think Different””. А он такой: “Правда?”. Я: “Да, это что-то вроде мантры, которую я говорю себе каждый день”. А он такой: “Джон, спасибо тебе большое”. Он протянул руку, и мы пожали друг другу руки. Он такой: “Это так много — значит услышать от соседа”.
Я определенно чувствовал это. И тот факт, что я могу говорить буквально о его аппаратном и программном обеспечении, благодаря которому я стал режиссером и оказался в этой комнате в Голливуде. В то же время мы общались как предприниматель с предпринимателем, сосед с соседом, у нас были общие корни. В некотором смысле это кажется странным говорить о Стиве Джобсе в подобном ракурсе. Но мне кажется, что между нами было признание этого. Это был обмен словами: “Ты сделал это, чувак”.
Я не думал об этом в то время, но, знаете, я думаю, что часто мы смотрим за пределы наших дворов в поисках вдохновения, когда на самом деле то, что сделало нас нами - это сообщество вокруг нас, источник, который дал нам потребность пойти сделать что-то, находится прямо перед нами.
И возвращение в свое собственное сообщество и наблюдение за тем, какие истории нужно рассказать или кого вдохновить, - это такая же ответственность для рассказчика, как и сама история. Это наполняет меня как творческую личность. Это возвращает меня к истокам того, что движет мной, к историям, которые я хочу и должен рассказать.
Поэтому я думаю, что когда вы смотрите на свою собственную жизнь и на то, что вам нужно и что может дать вам эту силу, я говорю: обратите внимание на свое собственное сообщество, потому что я думаю, что оно так много уже дало вам и так много может дать вам прямо сейчас.
[ЗВУКИ ХОДЬБЫ]
Между встречей со Стивеном Спилбергом и съемками моего первого фильма прошло пять лет, пять лет, в течение которых каждые шесть месяцев они обещали, что снимут фильм в ближайшие шесть месяцев.
Так что после четвертого года ты думаешь, что упустил свой шанс. А на пятый год уже не знаешь, что делать. И так получилось, что в тот момент я получил сценарий. Это был сиквел танцевального фильма, который я буквально отверг и сказал: “Я не занимаюсь танцевальными фильмами, сиквелами танцевальных фильмов или фильмами, выходящими на DVD”.
Я поговорил об этом с мамой, и она сказала: “Когда ты стал снобом?”. Она такая: “Ты никогда ничего не снимал. Ну и что, что ты встретил Стивена Спилберга? Ты не рассказчик, пока не начнешь рассказывать истории, а раз так, то ты можешь начать рассказывать истории любым способом”. И это определенно заставило меня переоценить свои силы и сказать: “Ты права. Я собираюсь снять сиквел лучшего танцевального фильма всех времен и народов.”
И именно это привело меня в “Шаг вперед 2: Улицы” и в студийный мир на долгие годы, который был прекрасен, пока фильм не показал не то, чего я ожидал, возможно, один из худших уик-эндов всех времен в студийном кино. И это заставило меня усомниться во всем, что я делал, потому что это было очень больно. В каком-то смысле мне нужно было понять: “Зачем я это делаю?”.
Я потратил годы на то, чтобы научиться снимать кино, но почти ни одного года из этих лет не потратил на то, чтобы понять, кто я как художник или что я хочу сказать как человек. Я просто чувствовал, что мне повезло.
И поэтому я отправился на поиски темы для фильма. И я подумал: “Что самое страшное, за что можно взяться?”. И это всегда был мой кризис культурной идентичности.
Никому не нравится чувствовать себя не таким как все в школе, не говоря уже о том, когда твоя еда пахнет в шкафчике и люди тебя за это осуждают, или когда твои родители говорят на английском не совсем грамматически правильно, и всё же ты это понимаешь, потому что ты вырос в этой среде. И вот, когда вы говорите это в классе, над вами смеются. Никому не нравится быть другим. И эти чувства все еще живут во мне, я понял это в свои 30 лет.
Но я увидел твит #StarringJohnCho этого парня, Уильяма Ю, и это был… это был простой твит. Он сделал постеры Джона Чо в роли 007, Железного человека или главных героев фильмов. И его идея заключалась в следующем: почему этого не происходит? Он - кинозвезда. Он ведущий мужчина, а его нет ни в одном из этих фильмов. И вдруг это сломало мой мозг. Это как когда вы увидели что-то, и уже не можете… не можете это развидеть, и ваш мозг меняется из-за этого.
И я понял: “О, я часть этой проблемы, потому что я был в комнатах, где люди говорили вам, что вы не можете нанять этого человека или того человека, потому что он не продается на международном рынке или не имеет смысла с точки зрения бизнеса”. Теперь, побывав в этом бизнесе, я могу думать самостоятельно и понимать, что на самом деле это неправда, но единственный способ доказать ложность подобных представлений - это снять фильм.
И тогда я отправился на поиски: через какой фильм я мог бы рассказать свою историю, но не быть своей личной историей? И я нашла книгу “Безумно богатые азиаты”, которую мне рекомендовали многие люди: моя мама, мои кузены, мои… мои друзья. Я прочитал ее, и она мне понравилась.
Мы встретились с Кевином Кваном, сценаристом, и много говорили об азиатской репрезентации и о том, что, если бы мы делали этих персонажей, мужчин-азиатов, желанными, в отличие от большинства мужчин-азиатов, представленных в голливудских студийных фильмах того времени, как бы мы могли это сделать? И как это воплотить в фильме, и как обеспечить маркетинг, чтобы передать это послание миру?
И вот настал момент, когда мы обратились ко всем студиям со сценарием, получили большой интерес, что было для нас неожиданностью. И нам пришлось выбирать. Выбор пал на две, одну… одну традиционную студию, “Warner Bros.”, которая выпустила бы фильм в кинотеатрах, и одну стримерскую. И стример, конечно, собирался потратить очень много денег.
Это были деньги, изменившие жизнь, по крайней мере, для меня. С другой стороны было предложение о кинопрокате, но нам пришлось бы проводить маркетинговую кампанию, что было более рискованно.
И дело дошло до того, что стример сказал: “Мы сделаем последнее предложение”, а “Warner Bros.” сказали: “Вы слишком долго тянете. Мы собираемся сделать вам предложение, наше последнее предложение, и у вас есть 20 минут, чтобы ответить. И если вы этого не сделаете, предложение аннулируется”.
И мы собираем всех юристов, всех менеджеров на конференц-связь в ожидании предложения. И предложение поступает, и предложение стримера оказывается лучше, чем они когда-либо предлагали раньше, плюс возможность работать над сиквелами, плюс другие маркетинговые обещания. А вот “Warner Bros.” прислали предложение ниже, чем они предлагали четыре дня до этого.
И поэтому все юристы подталкивали нас принять предложение стриминга. “Больше людей - это будущее. Зачем вам вообще чем-то рисковать? Зачем вам рисковать будущим азиатско-американских развлечений из-за одного фильма? Это романтическая комедия. Она не изменит мир”.
Так что это поставило меня в трудное положение. Но мы хотели, чтобы американцев азиатского происхождения пригласили в большие проекты. Мы хотели, чтобы их поместили в музей кино. И если бы они смогли выйти в кинопрокат, это бы всё изменило.
Мы должны были заставить гигантскую корпорацию потратить десятки миллионов долларов, чтобы сказать миру, что это важно, а эти персонажи и актеры - кинозвезды. Мы должны были рискнуть.
И вот мы это сказали, и мы заключили эту сделку. И я никогда не забуду, как я сказал, что мы будем работать с “Warner Bros.”
И мы собрали лучших азиатско-американских талантов по всему миру и сняли их в этом фильме.
И самый важный момент был, когда фильм действительно вышел на экраны. И тогда я понял, что мы приняли правильное решение, когда появились зрители. Знаете, мы просто сняли фильм, но люди создали движение, и они начали приводить своих бабушек и матерей.
И я помню, как в первые выходные я пошел в кинотеатр, и не просто люди шли, смеялись и плакали в зале, но, когда они вышли, а они все были одеты, кстати, и не только азиаты, люди всех слоев общества и возрастов… Они вышли, и они не ушли из кинотеатра. Они просто остались в фойе и продолжали обсуждать фильм.
В этом и есть сила кино. Когда это сарафанное радио начало распространяться, и все захотели увидеть этих персонажей, звали своих друзей, чтобы те тоже пришли посмотреть, и это внезапно нормализовало азиатскую семью. Вы не можете этого не видеть.
У меня тоже был такой опыт с моим братом, когда он смотрел фильм. Знаете, он всегда самый жесткий критик. Он, типа… Он, типа, под 190см ростом, спортивный, и он никогда не грустит, не волнуется или что-то в этом роде. Он - скала.
И я показал ему фильм, и момент, когда Ник Янг выходит из особняка в своем белом костюме, и это всё равно, что увидеть Лео Ди Каприо, выходящего в “Титанике”, самого крутого чувака, самого симпатичного, обаятельного чувака. И мой брат начинает плакать. А я такой: “Что происходит?”. Он говорит: “Я никогда раньше не видел, чтобы азиатов так представляли, и, когда рос, никогда не думал, что увижу. Ты просто чувствуешь себя таким уродливым или недооцененным. Ты просто чувствуешь себя отверженным”. И он добавляет: “Когда я вижу его, это чертова кинозвезда. Это тот, на кого весь мир захочет быть похожим”.
Поэтому слышать истории других людей, переживающих то же самое… это очень трогательно для меня. Этот фильм изменил все мои представления о том, куда я направляюсь и что я хочу и должен делать. И я понял, что никогда больше не смогу снять фильм, который не значил бы для меня так много.
И я хочу, чтобы моя дочь и мой сын знали, что я сделал в этот момент. Что вы сделали? Вы слушали? Ты просто снял просто еще один фильм или ты снял о том, что касается вещи, к которой все взывают о помощи? И я хочу быть человеком, который хотя бы попытается.
Я не самый гениальный человек. Я не самый творческий человек, но я нахожусь в этом положении, и я могу стараться изо всех сил, чтобы следующее поколение смогло увидеть то, что мы еще не можем увидеть.
[ЗВУКИ ХОДЬБЫ И ПЕНИЕ ПТИЦ]
Итак, мы добираемся до места назначения по этим холмам. Это очень напоминает мне место, где я рос и играл со всеми своими игрушками. Определенно, именно здесь я больше всего научился рассказывать истории, играя со своими игрушками именно на таких холмах.
Отсюда открывается, наверное, самый большой, самый обширный вид на Лос-Анджелес от океана и островов, Каталины до центра города, где здания выглядят совсем крошечными с этого места.
Отражение океана просто прекрасно. Сейчас это выглядит как витраж. Вы можете просто почувствовать силу океана прямо сейчас.
Музыка для меня - это эмоциональный эликсир. Это как программное обеспечение для моего сердца. Когда я слушаю ее, она переносит меня в другое место или напоминает мне о мечтах, когда я был ребенком или переживал трудные времена. И иногда приятно почувствовать эти вещи, перенестись в те моменты жизни, когда теперь ты можешь взглянуть на них с другой стороны. В каком-то смысле, я считаю, что погружаться в эти эмоции очень полезно для здоровья.
После двадцати у меня был период, когда казалось, что все мои возможности ушли. Это те пять лет, о которых я не хочу вспоминать. Но именно в это время я действительно много слушал Ника Дрейка, и он просто говорил со мной на другом уровне. Это были не просто красивые песни. Это были действительно мрачные песни, и они помогли мне пройти через многое. И песня, которая затронула меня больше всего, самая великолепная, но в то же время меланхоличная, была “One Of These Things First”.
[КОМПОЗИЦИЯ - “ONE OF THESE THINGS FIRST”, ИСПОЛНИТЕЛЬ: НИК ДРЕЙК]
Поэтому, когда я готовился к съемкам своего первого фильма “Шаг вперед 2: Улицы”, я нервничал и боялся. И я часто использую музыку для вдохновения во время мозгового штурма или раскадровки. И песня Nas “I Can” (“Я могу”) часто играла в моем плейлисте. И она действительно вдохновляла меня, когда я встречался со всеми этими уличными танцорами, потому что они… они много работали. Они были выходцами из всех слоев общества. Они жили от зарплаты до зарплаты, но каждый день находили свое искусство, и в этом сообществе было так много надежды. Так что песня “I Can” стала гимном. Даже сегодня, услышав ее, я хочу работать еще усерднее, а теперь, когда у меня появились дети, она значит для меня еще больше.
[КОМПОЗИЦИЯ - “I CAN”, ИСПОЛНИТЕЛЬ - NAS]
Когда я начал снимать фильм “Безумно богатые азиаты”, я провел много времени в Малайзии, и мне довелось познакомиться с музыкой, людьми, едой, и это действительно открыло мои чувства. И одним из тех людей, которых я просто обожал, была Юна, удивительная исполнительница. Ее музыка такая душевная, и она исполняет песню с Ашером под названием “Crush”. Для меня это как теплый чай во время прогулки. Она успокаивает и бодрит одновременно. Это влюбленность, когда волосы на коже встают дыбом и ты не думаешь ни о чем другом, кроме как о человеке рядом с тобой, потому что, когда дело доходит до этого, секрет нашей жизни, по моему мнению, заключается в том, чтобы быть с кем-то, в кого ты влюблен всё время.
[КОМПОЗИЦИЯ - “CRUSH”, ИСПОЛНИТЕЛЬ - YUNA СОВМЕСТНО С USHER]
Вот мы и подошли к концу прогулки, а я не чувствую усталости. Мне кажется, что во время этой прогулки были моменты, которые утомляли, но когда кровь начинает бурлить, ты более бодр. Я хочу пойти… Я хочу пойти написать что-нибудь или сделать что-нибудь прямо сейчас. Я люблю это чувство. Середина всегда самая трудная. Но завершение - это всегда удивительное чувство, когда ты знаешь, что дошел до конца.
Спасибо, что нашли время пройтись со мной сегодня.